Актер рассказал, почему закатил Олегу Меньшикову скандал, где в Киеве он любит поесть кровянки, и почему чувствует себя буржуем в своем новом доме с верандой, «как у Сталина».
29 и 30 августа на сцене Театра им. Леси Украинки Олег Меньшиков и Виктор Сухоруков представят спектакль «Игроки». Колоритные гоголевские шулеры будут петь украинские песни, мухлевать в картах и вести остроумнейшие диалоги.
– Виктор Иванович, в этом году гоголевской комедии исполняется 170 лет. Вы играете в ней с 2002 года. Спустя десятилетие делаете это все с тем же аппетитом?
– Как в первый раз! Недавно я провел несколько дней на съемках в Севастополе и вышел к морю подышать воздухом. Тут же набежали женщины – из Киева, Харькова, Новороссийска. Стали признаваться в любви: «Боже мой, а я была на «Игроках», – вы так пружинисто играете!» Вторая прошептала: «Когда закончился спектакль, я заплакала – ну почему уже конец?!» Олег Меньшиков сумел сколотить команду, собрать актеров, с которыми хотел общаться, сотрудничать и разговаривать.
Был большой конфликт, когда Олег решил закрыть спектакль. У него есть правило: два сезона, и спектакль уходит в небытие. Я учинил ему скандал. Надел черную траурную рубашку, не пошел на прощальный банкет. Проклял его фейерверки. И когда мы играли один из последних спектаклей в те годы, Меньшиков ходил по коридору и кричал, размахивая руками: «Где Сухоруков? Пусть съест конфеты!» Ему спонсоры подарили тогда мно-о-ого конфет, пирожных. Олег свалил их в коридоре на стол. Он так «примазывается», потому что чувствует себя виноватым. Я высунул свою лысую голову из гримерки и сказал: «Подавись ты своими конфетами! Жри их сам!» Все кроме меня остались, вынесли огромный торт с надписью «Гоголь, «Игроки». А для меня это были похороны спектакля.
Но пройдет 9 месяцев, и в моем доме раздастся звонок, и опять товарищество Меньшикова позовет меня в «Игроки». И мы поедем в турне по Германии – это будут триумфальные гастроли, которые до сих пор продолжаются. И Олег уже об этом не жалеет, признается, что в том, что «Игроки» живы, есть и моя заслуга. А знаете, как нас радует, что Киев нас часто приглашает! Здесь нас любят, у нас в Украине всегда полные залы.
– Что планируете, когда будете в Киеве?
– По традиции, пройдемся с друзьями по Крещатику, заглянем на ваш знаменитый рынок, покушаем кровяную колбасу, попьем чаю. Мы в этот раз к вам с какой-то очень большой радостью собираемся – тут и юбилеи, и назначения… Олега Меньшикова назначили художественным руководителем Театра им. Ермоловой. И он хочет все свои спектакли, в том числе и «Игроков», – перенести на сцену Ермоловского. И я тихо злорадствую, скрежещу от счастья зубами, подмурлыкиваю – вот, мол, паразит! Хотел похоронить этого ребенка, а теперь таскаешься везде с ним, как с красивым сыном.
– А как вы оцениваете одноименный спектакль, в свое время поставленный Сергеем Юрским – с Невинным, Калягиным и Хазановым?
– Искусство у всех разное, его создают не вещи и предметы, а души, нервы, психика, страсть, эмоция. Фрейдизм больше влияет на сочинительство в театральном искусстве, нежели работа ума! Юрский – интеллектуальный режиссер, у которого ума – хоть отбавляй. Но у Сергея и Олега получились совершенно разные спектакли. К примеру, у Юрского роль Замухрышкина недооценена. А у нас сцена с Замухрышкиным, разговаривающим по-украински, имеет огромный успех! Меньшиков открыл эту роль так глубоко и весело, что наверняка сам Гоголь, свесив ноги с облака, подхихикивает, потирает ручки и, подергивая своим длинным носиком, говорит: «Ай да Олежка, ай да молодец!».
– Часто говорят, что ваша игра затмевает Меньшикова. А каков он в жизни? Можно ли с ним выпить по сто грамм?
– С Олегом у нас нет конкуренции. Наша дружба – огромное творческое счастье, так что мне очень повезло 10 лет назад, когда он приехал в Петербург играть в футбол с ребятами и мимолетом от знакомых услышал, что Сухоруков остался безработным. А я в это время был выброшен из Театра комедии без права устройства на работу в течение полугода и вынужден был вернуться в родной город Орехово-Зуево. Как сейчас помню: июль, прекрасная погода, стою на кухне в семейных трусах и варю щи. И тут звонок от Меньшикова, который приглашает меня в Москву на переговоры, и таким образом я оказался в «Игроках». И все, что я делаю – хорошо, качественно и по-честному – это все заслуга Олега, его продукт, его изобретение, мною только исполненное. Было много статей, сталкивающих нас лбами, с заголовками «Цветы – Меньшикову, аплодисменты – Сухорукову». Мне хочется сказать этим людям: вы нас никогда не поссорите!
А пьем ли мы с Олегом водку после спектаклей? Нет, не пьем! У нас нет с ним личных, житейских отношений. Может, к сожалению, а может, так положено. У него другой статус, уровень. Он летает высоко, живет своей интересной полузакрытой жизнью. Я в его окружении – всего лишь персонаж, а не друг, товарищ и брат.
– Меньшиков как-то признался: «Глаза зрителей люблю только на поклоне». Поэтому свет специально выставляет поярче, чтобы не замечать мимолетом, как они чешутся, отворачиваются, из зала выходят. А для вас важен визуальный контакт с залом?
– Подобную информацию об Олеге слышу впервые. Он волнуется и переживает, когда в зале видит пустые места. Терпеть не может пустой зал. И не потому, что гонится за рублем. Его часто просят помочь с билетами те же студенты, а он бывает вынужден им отказать, так как у самого нет на руках ни одного билета. А потом видит «плешь» в зале – и злится. Говорит, ну почему же не пришли люди, мы могли бы стольких еще здесь посадить! Он даже порой заставляет импресарио и тех, кто привозит гастроли пропустить людей бесплатно на спектакль, он допускает это. Что касается моих романов с публикой – я ее слышу, чувствую, понимаю, я ей подыгрываю, обожаю, чту. Я – зрительская кукла и игрушка, и если они хотят забавляться моей игрой, пускай! Но я и требую ответной реакции от зрительного зала по отношению к моей работе. Тем более, я же знаю, что прекрасно играю (иронично смеется – Авт.).
– Вы недавно намекали на простой в кинематографе. А как же три новые ленты с вашим участием – «Искупление», «22 минуты», «Лифт»?
– В «22 минутах» у меня небольшая роль, три съемочных дня. В «Искуплении» я случайно оказался – Богдан Ступка, царство ему небесное, заболел, и роль Франи, которого он должен был сыграть, передали мне. Я случайно эту роль подобрал, она мне в подарок Богданом оставлена в последний год его жизни. Касательно картины Станислава Говорухина по роману «Лифт на эшафот» (с Александром Домогаровым и Екатериной Гусевой. – Авт.) – точного названия пока не придумано. Я удивился, что это уже чуть ли не четвертая моя картина у Говорухина! Но расскажу вам по секрету – он и не думал меня приглашать. В последний момент дал команду своим людям: «Узнайте, Сухоруков свободен или нет? Может, он сыграет следователя?» (Сухоруков, подражая голосу Говорухина, гнусавит. – Авт.).
Я прочел тогда сценарий, он мне не понравился, о чем я открыто заявил режиссеру. Говорухин ответил, что будет еще переписывать. Ознакомившись с окончательным вариантом, я приуныл, так как не знал, как играть следователя. Их ведь на экранах, как собак нерезаных! Причем все – бритоголовые. Думаю: ну что я опять, как очередной «Глухарь», из экрана вылезу?.. Хотя моя лысина, извольте заметить, засветилась в кино раньше «глухарской». А будь у меня усы – никогда бы не побрился. А они свои кудри бреют, идиоты, как будто с лысой головой станут талантливее! (Смеется).
В общем, я даже в знак протеста начал присматривать себе оранжевый парик. Эти шутки к тому, что, перечитав сценарий, я обратился к Говорухину: «Не знаю, как играть следователя. Буду играть Жана Габена». А Говорухин: «Под Коломбо косить хочешь?» – «А что мне, под Аверина косить?!» В результате, как мне кажется, у меня получилась великолепная роль, акцентирую – под собственным именем. Да, я схулиганил, попросив режиссера, чтобы персонаж именовался Виктором Ивановичем. Говорухин, раскуривая свою трубочку, махнул рукой: «Да ради бога!» Ему, кстати, уже 75, а он настолько молод, азартен, современен, что и фильм у него получился стильно-безупречным. С нетерпением жду премьеру. А как хорош я там, о-о-ой, – что нам молодежь!
Касательно «застоя»: я говорю о пустоте в кинематографе – выбор невелик, истории предлагаются зачастую скучнейшие, шаблонные и примитивные. А это страшно, потому что с подобными сценариями засилья Америки в прокате нам не победить. А я… Туда, где мне хотелось бы сыграть, – не зовут. Куда сам прошусь – не берут.
– А к кому просились?
– К Никите Михалкову в его новый фильм по Бунину (рабочее название – «Солнечный удар»). Не взял. Просился к Прошкину в «Чудо» – не дал. Просился к Лунгину в «Царь» – не пустил. Но так бывает. Балабанов перестал меня снимать много лет назад, почему – ответа от него я так и не получил, но теперь и не нуждаюсь.
– Будь у вас самого возможность снять кино, о чем оно было бы?
– Я хотел бы снять социальное кино. О жизни простой, как ни странно, женщины или о простом среднестатистическом мужчине, скорей всего – одиноком. Хочется рассказать историю Золушки или Гадкого утенка, только в современном мире.
– 20 сентября будет уже 10 лет, как пропал без вести в Кармадонском ущелье Сергей Бодров-младший. Каким он остался в вашей памяти?
– Живым. Наша последняя встреча – на премьере фильма «Кукушка» в кинотеатре «Пушкинский», куда он приехал с беременной женой Светой. Мы расстались нелепо, так и не поздоровавшись, не попрощавшись… (в то время Сухоруков был обижен на Сергея, который не позвал его в фильмы «Связной» и «Сестры». – Авт.). Сергей Бодров есть, он остался. А найдут ли его останки геологи под ледником – это уже неважно: Сергей из природы вышел, в природу и ушел.
– Фразу из фильма «Брат»: «Вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!» – многие украинцы до сих пор не могут простить вашему герою.
– Не удастся вам втянуть меня в политические разговоры! Отвечу так: не ругайте, ребята, – я это говорил не нынешней всей Украине, а конкретному хохлу-эмигранту в Америке, который пытался меня расстрелять в сортире. Ну как можно судить и нервничать из-за одной фразы в кинофильме? У вас, в украинском кинематографе, уже из Петра І педераста сделали! И что мне теперь, проклинать весь украинский народ? По поводу вашей скандальной дискуссии, принимать ли русский язык, я расскажу очень поучительную историю. 1984 год. Я впервые на гастролях в Киеве. А в те времена дефицитным было многое, в том числе художественная литература. Люди собирали макулатуру, чтобы ее сдать и купить хорошую книжку. А у вас в 80-х книжные магазины ломились от уникальной литературы – но все было на украинском языке. Я ахнул! Как так, у нас не сыщешь ничего, а у вас все есть на украинском. Я спросил продавщицу: «А покупают?» – «Не-е-ет…» – «А почему?» – «Так то ж на украинском…»
Как все меняется! А вы говорите, обижаются за фразу «За Севастополь ответите». Да не отвечайте за Севастополь – храните Севастополь, стройте, обновляйте! А то был я там на съемках – бедновато смотрится Крым. За многие годы так и не обрел курортного экзотического величия, каким уже имеет право быть! Все сложно. Политика отдельно – народные отношения отдельно. И если между народными отношениями и политикой возникает сыр-бор – то это и есть враги Украины, черти, шваль
– В фильме «Остров» вы сыграли настоятеля монастыря отца Филарета. А в жизни у вас такой наставник есть?
– Нет. Я верую, понимаю, что такое Бог, и знаю, что такое вера. Для меня это важно, понятно и глубоко, и наставники в этом мне не нужны. Я сугубо трезвый человек.
– А скажите, Виктор Иванович, с самим собой вам приходится по каким-то поводам воевать?
– Часто. Это бывает война с сомнениями, истерикой, тревогой. Я сплю, а мое второе «я» постоянно в некоем поиске и хождении пребывает. Но в данный момент я ничего не ищу. Дом построил в Подмосковье. У меня прекрасная веранда – как у Сталина, с белыми занавесками. Как-то я снимался в Украине в районе Массандры на бывшей даче Иосифа Виссарионовича и увидел там верандочку. Она мне настолько понравилась, что решил такую же построить – повесил белые занавесочки и сижу в ней, как буржуй партийный.
Арбузы выращиваю сам – маленькие, но вкусные-вкусные. Гладиолус вот стоит в вазе. Он лежал на улице, я его подобрал – «Чего лежишь?» Красивый, фосфорического цвета. Для меня что главное в жизни: что сестра Галя жива-здорова, что племянник Ваня в армии служит, что его сын – и мой внук – бегает-прыгает и любит маму с бабушкой. Мир и согласие – самое главное в моем возрасте под цифрой 60.
Я сейчас репетирую два спектакля интересных в Театре Моссовета – «Преступление и наказание» по Достоевскому и «Старший сын» Вампилова. Постоянно в труде и движении, устаю разве что от дорог. Только усталость может меня свалить с ног. Или сон. Истощение какое-нибудь, рахитизм.
– Какой еще рахитизм? Выглядите вполне здоровым и упитанным!
– А я просто хочу, чтобы люди прочитали и представили меня рахитом. Огромная голова, три руки… (Смеется).
– А со спортом вы дружны?
– Нет, в фитнес-залы не хожу – все мои роли энергичные, физически я загружен, у меня нет ролей, где бы я сидел на стуле. Вместо резиновой бегущей дорожки я лучше побегаю по грядкам, по тропинкам в лесу, за грибами. Но неизбежно наступает тот период, когда начинает что-то болеть: пальчик, бок, поджелудочная или еще какая-нибудь железа. Человек – сплошные железы, и они у меня начинают петь какую-то свою новую пожилую песню.
– Жены и детей у вас нет. Куда, во что инвестируете кровью и потом заработанные гонорары?
– Вы ошиблись, огромных гонораров у меня не было – но надеюсь, может, когда-нибудь будут. Как-то я вышел на берег Черного моря, и меня две женщины поприветствовали, а потом одна призналась: «Я ей, своей подруге, говорю – ну какой здесь может быть Сухоруков? У него, что ли, денег нет, будет он тут на твоих камнях сидеть!» Вторая прокричала мне, когда я уходил: «Что, уходите?» А мужик какой-то ей в ответ: «Конечно, уходит. Бабки ему надо зарабатывать». Может, попса и зарабатывает большие деньги, а у нас в театре таких сумм не сыскать. А получал бы я много денег – нашел бы им применение даже без детей и жены. Ведь что такое жена – казенная женщина. А любовь не имеет регистрации и прописки, живет по другим законам. Мне есть куда тратить, не беспокойтесь. Я сладенькое люблю, путешествовать люблю. И есть близкие люди, жизнь которых я стараюсь сделать лучше.
– Как-то актер Алексей Горбунов признался, что его взяли в фильм «Графиня де Монсоро» из жалости – когда он подыхал от нищеты и спивался. А вы как подрабатывали в сложные времена?
– В хлебном магазине грузчиком работал, а бывало и бутылки собирал на набережной. Пирожок мог своровать. В кафе зайдешь, возьмешь порцию картошки пюре с котлеткой и не заплатишь. Искал для этого столовые самообслуживания, вставал с экскурсией в очередь, набирал еды – наемся на ходу и бегом оттуда. Это методика молодых людей, которая и по сей день существует. Я могу вас научить, как воровать котлеты. Берешь картошку с котлетой, пока до кассы ползешь, ложкой «зарываешь» котлету под картошку. Подходишь к кассе и говоришь: «У меня только гарнир»!
